 |
|
|
Пекарского, тогда он еще не был академиком. Пекарский шел, опустив голову,
выглядывая исподлобья и с подавленным и худо скрытым довольством; вообще он
имел вид заговорщика, уверенного в успехе, но в глазах его светилась худо
скрытая радость. Заметив меня Пекарский зашагал крупнее, пожал мне руку и
шепнул таинственно в самое ухо: "Нас разбили".
А Герцен писал 19 июня 1854 года итальянскому революционеру А.
Саффи: "Для меня, как для русского, дела идут хорошо, и я уже (предвижу)
падение этого зверя Николая. Если бы взять Крым, ему пришел бы конец, а я
со своей типографией переехал бы в английский город Одессу... Превосходно".
(Литературное Наследие т. 64, стр. 330).
Русская действительность, конечно, не могла удовлетворить Герцена.
Как только Герцен получше познакомился с Европой, его перестала
удовлетворять и европейская действительность. Да и вообще Герцена, как и
всех других основоположников Ордена Русской Интеллигенции, не удовлетворила
бы никакая действительность. "Герцен, - пишет С. Н. Булгаков в книге
"Душевная драма Герцена", - не удовлетворился бы никакой Европой и вообще
никакой действительностью, ибо никакая действительность не способна
вместить идеал, которого искал Герцен". Никакая действительность не
удовлетворила бы и Бакунина и Белинского.
XIV
Изумительна оценка Герцена и Белинского сделанная Достоевским в
"Дневнике Писателя": "Герцен не эмигрировал, не полагал начала русской
эмиграции; - нет, он так уж и родился эмигрантом. Они все, ему подобные,
так прямо и рождались у нас эмигрантами, хотя большинство их и не выезжало
из России. В полтораста лет предыдущей жизни русского барства, за весьма
малыми исключениями, истлели последние корни, расшатались последние связи
его с русской почвой и русской правдой. Герцену, как будто сама история
|
|
|
|
