 |
|
|
человека который бы не легче дышал узнавши, что это бельмо снято с глаз
человечества и не радовался бы, что этот тяжелый тиран в ботфортах,
наконец, зачислен по химии.
В воскресенье дом мой был полон с утра: французские, польские
рефюжье, немцы, итальянцы, даже английские знакомые приходили, уходили с
сияющими лицами; день был ясный, теплый; после обеда мы вышли в сад.
На берегу Темзы, - играли мальчишки, я подо. звал их к решетке и
сказал им, что мы празднуем смерть их и нашего врага, бросил им на пиво и
конфекты целую горсть мелкого серебра. "Ура! Ура! - кричали мальчишки". -
Impernikel is dead! Impernikel is dead! Гости стали им тоже бросать
сикспенсы и трипенсы; мальчишки принесли элю, пирогов, кексов, привели
шарманку и принялись плясать... После этого, пока я жил в Твикнэме,
мальчишки всякий раз, когда встречали меня на улице, снимали шапку и
кричали: "Impernikel is dead! Yre!"
Имевший "зимние глаза" Николай I, если бы Герцен умер раньше его,
никогда бы не сказал и не написал по поводу его смерти такие
непристойности, какие написал по случаю его смерти кумир "сердобольной"
русской интеллигенции Александр Герцен. Никогда, конечно, не стал бы он
бросать уличным мальчишкам копейки, чтобы они услаждали его слух криками:
- Александр Герцен умер! Александр Герцен умер! Ура! Ура!
В России враги Николая I не осмелились обнаруживать свою радость
столь открыто, и скрывали ее. Вот как было встречено известие о смерти в
самом аристократическом клубе Петербурга - Английском клубе.
"В Английском клубе, - записал в свой дневник Погодин, - холодное
удивление. После обеда все принялись играть в карты."
Постепенно и медленно историческая наука все же приближается к
распознаванию в Императоре Николае I "государственного человека огромных
масштабов, которому, может быть, и равного не найдешь среди русских
монархов, как ни высок общий уровень их достоинств и как ни велики лучшие
|
|
|
|
