|
|
|
своему крестьянину доставать оный, как и где хочет. Крестьянин промышляет
чем вздумает и уходит иногда за 2000 верст вырабатывать себе деньгу. И это
называете вы рабством? Я не знаю во всей Европе народа, которому было бы
дано более простора действовать.
Я. - Но злоупотребления частные...
Он. - Злоупотреблений везде много. Прочтите жалобы английских
фабричных работников, - волосы встанут дыбом; вы думаете, что дело идет о
строении фараоновых пирамид, о евреях, работающих под бичами египтян.
Совсем нет: дело идет о сукнах г-на Шмидта иди об иголках г-на Томпсона.
Сколько отвратительных истязаний, непонятных мучений! Какое холодное
варварство с одной стороны, с другой - какая страшная бедность! В России
нет ничего подобного.
Я. - Вы не читали наших уголовных дел.
Он. - Уголовные дела везде ужасны. Я говорю вам о том, что в Англии
происходит в строгих пределах закона, не о злоупотреблениях, не о
преступлениях: нет в мире несчастного английского работника. Но посмотрите,
что делается у нас при изобретении новой машины, вдруг избавляющей от
каторжной работы тысяч пять-десять народу, но лишающей их последнего
средства к пропитанию..."
Пушкин спрашивает англичанина, имел ли он возможность наблюдать
жизнь русского народа, жил ли он в русских деревнях,
Англичанин, существовавший в действительности или вымышленный
Пушкиным, на это отвечает Пушкину:
"...Я видел их проездом и жалею, что не успел изучить нравы
любопытного вашего народа.
Я. - Что поразило вас более всего в русском крестьянине?
Он. - Его опрятность и свобода.
Я. - Как это?
Он. - Ваш крестьянин каждую субботу ходит в баню; умывается каждое
|
|
|
|