|
|
|
долго и может быть тщетно, ибо смотрел на мир не непосредственно, а сквозь
кристалл, придающий ложную окраску простейшим истинам, смотрел не как
человек, умеющий разбираться в реальных потребностях общества, а как
мальчик, студент, поэт, которому кажется хорошо все, что его манит, что ему
льстит, что его увлекает!
Помню, что, когда мне объявили приказание Государя явиться к нему,
душа моя вдруг омрачилась - не тревогою, нет! Но чем-то похожим на
ненависть, злобу, отвращение. Мозг ощетинился эпиграммой, на губах играла
насмешка, сердце вздрогнуло от чего-то похожего на голос свыше, который
казалось призывал меня к роли исторического республиканца Катона, а то и
Брута. Я бы никогда не кончил, если бы вздумал в точности передать все
оттенки чувств, которые испытал на вынужденном пути в царский дворец, и что
же? Они разлетелись, как мыльные пузыри, исчезли в небытие, как сонные
видения, когда он мне явился и со мной заговорил. Вместо надменного
деспота, кнутодержавного тирана, я увидел человека рыцарски-прекрасного,
величественно-спокойного, благородного лицом. Вместо грубых и язвительных
слов угрозы и обиды, я слышал снисходительный упрек, выраженный участливо и
благосклонно.
"Как, - сказал мне Император, - и ты враг твоего Государя, ты,
которого Россия вырастила и покрыла славой, Пушкин, Пушкин, это не хорошо!
Так быть не должно".
Я онемел от удивления и волнения, слово замерло на губах. Государь
молчал, а мне казалось, что его звучный голос еще звучал у меня в ушах,
располагая к доверию, призывая о помощи. Мгновения бежали, а я не отвечал.
"Что же ты не говоришь, ведь я жду", - сказал Государь и взглянул на
меня пронзительно.
Отрезвленный этими словами, а еще больше его взглядом, я наконец
опомнился, перевел дыхание и сказал спокойно: "Виноват и жду наказания".
"Я не привык спешить с наказанием, - сурово ответил Император, -
|
|
|
|