|
|
|
Анненков объяснял это непонимание отчасти тем, что порывистая, страстная
натура поэта сбивала многих с толку. За внешними вспышками окружающие
просмотрели его внутреннюю ясность и мудрость". "...Еще в Одессе он
полушутливо звал Александра Раевского к заутрене, "чтоб услыхать голос
русского народа в ответ на христосование священника". "...В Михайловском он
внятно услышал этот голос. Среди подлинной, старинной русской жизни сбросил
он с себя иноземное вольтерьянство, стал русским народным поэтом. Няня с ее
незыблемой верой, Святые Горы, богомольцы, слепые, калеки перехожие,
игумен, в котором мужицкая любовь к водочке уживалась с мужицкой
набожностью, чтение Библии и святых отцов, - все просветляло душу поэта,
там произошла с ним таинственная перемена, там его таинственным щитом
святое Провидение осенило. После Михайловского не написал он ни одной
богохульственной строчки, которые раньше, на потеху минутных друзей
минутной юности, так легко слетали с его пера. Не случайно его поэтический
календарь в Михайловском открывается с "Подражания Корану" и замыкается
"Пророком". В письмах из деревни Пушкин несколько раз говорит про Библию и
Четьи-Минеи. Он внимательно их читает, делает выписки, многим восхищается
как писатель. Это не простой интерес книжника, а более глубокие запросы и
чувства. Пушкин пристально вглядывается в святых, старается понять источник
их силы. С годами этот интерес ширится." (Тыркова-Вильямс. Т. II, стр.
393).
Пушкин часто читает книги на религиозные темы. Он сотрудничает
анонимно в составлении "Словаря святых". В 1832 году Пушкин пишет, что он
"с умилением и невольной завистью читал "Путешествия по Святым местам А. Н.
Муравьева". В четырех книгах "Современника" Пушкин напечатал три рецензии
на религиозные книги.
После переезда Пушкина с юга в Михайловское от следов его
кратковременного политического и масонского умонастроения не остается и
следа. Это, скрепя сердце, принуждены признать даже такие крайние западники
|
|
|
|