 |
|
|
насилие, каждый монарх - угнетатель, тиран своей страны, и что не только
можно, но и похвально покушаться на него словом и делом. Не удивительно,
что под влиянием такого заблуждения я поступил неразумно и писал вызывающе,
с юношеской бравадой, навлекающей опасность и кару. Я не помнил себя от
радости, когда мне запретили въезд в обе столицы и окружили меня строгим
полицейским надзором. Я воображал, что вырос до размеров великого человека
и до чертиков напугал правительство. Я воображал, что сравнялся с мужами
Плутарха и заслужил посмертного прославления в Пантеоне!"
"Но всему своя пора и свой срок, - сказал Пушкин во время
дальнейшего разговора с графом Струтынским. - Время изменило лихорадочный
бред молодости. Все ребяческое слетело прочь. Все порочное исчезло. Сердце
заговорило с умом словами небесного откровения, и послушный спасительному
призыву ум вдруг опомнился, успокоился, усмирился; и когда я осмотрелся
кругом, когда внимательнее, глубже вникнул в видимое, - я понял, что
казавшееся доныне правдой было ложью, чтимое - заблуждением, а цели,
которые я себе ставил, грозили преступлением, падением, позором! Я понял,
что абсолютная свобода, не ограниченная никаким божеским законом, никакими
общественными устоями, та свобода, о которой мечтают и краснобайствуют
молокососы или сумасшедшие, невозможна, а если бы была возможна, то была бы
гибельна как для личности, так и для общества; что без законной власти,
блюдущей общую жизнь народа, не было бы ни родины, ни государства, ни его
политической мощи, ни исторической славы, ни развития; что в такой стране,
как Россия, где разнородность государственных элементов, огромность
пространства и темнота народной (да и дворянской!) массы требуют мощного
направляющего воздействия, - в такой стране власть должна быть
объединяющей, гармонизирующей, воспитывающей и долго еще должна оставаться
диктатуриальной или самодержавной, потому что иначе она не будет чтимой и
устрашающей, между тем, как у нас до сих пор непременное условие
существования всякой власти - чтобы перед ней смирялись, чтобы в ней видели
|
|
|
|
