 |
|
|
моему уму".
О том, что главные инициаторы заговора остались нераскрытыми, думал
не только один Цесаревич Константин, так думали и иностранные послы и
политические деятели. Французский посол Лаферроне "продолжал с трепетом
взирать на будущее, в глубоком убеждении, что, несмотря на многочисленные
аресты, истинные руководители заговора не обнаружены, что самое движение 14
декабря было лишь частною вспышкою, и что участники, обреченные на смерть,
только орудия в руках лиц, более искусных, которые и после их казни
останутся продолжать свою преступную деятельность". (13)
Узнав о событиях 14 декабря, Меттерних пишет австрийскому послу в
С.-Петербурге: "Дело 14 декабря - не изолированный факт. Оно находится в
прямой связи с тем духом заблуждения, который обольщает теперь массы наших
современников. Вся Европа больна этой болезнью. Мы не сомневаемся, что
следствие установит сходство тенденций преступного покушения 25 декабря с
теми, от которых в других частях света погибали правительства слабые и в
одинаковой мере непредусмотрительные и плохо организованные. Выяснится, что
нити замысла ведут в тайные общества и что они прикрывались масонскими
формами".
Некоторые из декабристов показали во время следствия, что они
рассчитывали на поддержку заговора членами Государственного Совета
Сперанского, адмирала Мордвинова, сенаторов Баранова, Столыпина,
Муравьева-Апостола, начальника штаба Второй армии генерала Киселева и
генерала Ермолова. Но секретное расследование о причастности этих лиц к
заговору не дало никаких результатов, так как его вел масон Боровиков, член
ложи "Избранного Михаила". Он постарался дать, конечно, благоприятное
заключение о всех подозреваемых.
"Своим духовным отцом сами декабристы считали Сперанского,
секретарем которого (по Сибирскому комитету) был незадолго до этого
декабрист Батенков, автор одного из многочисленных проектов конституции,
|
|
|
|
