|
|
|
разразилась рыданиями. Нике тоже". "Кончился этот разговор, - записал сам
Николай I, - но мы с женой остались в положении которое уподобить могу
только тому ощущению, которое полагаю, поразит человека, идущего спокойно
по приятной дороге, усеянной цветами и с которой всюду открываются
приятнейшие виды, как вдруг разверзается под ногами пропасть, в которую
неодолимая сила ввергает его, не давая отступить или возвратиться".
Утром 14 декабря, в день восстания Николай сказал командирам верных
ему частей:
"Вы знаете, господа, что я не искал короны. Я не находил у себя ни
опыта, ни необходимых талантов, чтоб нести столь тяжелое бремя. Но раз
Господь мне ее вручил также как воля братьев моих и основные законы, то
сумею ее защитить и ничто на свете не сможет у меня вырвать. Я знаю свои
обязанности и сумею их выполнить. Русский Император в случае несчастья
должен умереть с шпагою в руке. Но во всяком случае, не предвидя каким
способом мы выйдем из этого кризиса - я вам, господа, поручаю моего сына.
Что же касается меня, то доведется ли мне быть Императором хотя бы один
день, в течение одного часа, я докажу, что достоин быть Императором". "Вы
видели, - заявил Николай I 20 декабря 1825 года французскому посланнику
Лафероне, - что произошло. Сообразите же, что я чувствовал, когда вынужден
был пролить кровь, прежде чем окончился первый день моего царствования...
Впрочем душа моя глубоко опечалена, но не удручена: в особенности она, не
должна казаться такою нации, повелевать которою составляет мою радость.
Сквозь тучи, затемнившие на мгновение небосклон, я имел утешение получить
тысячу выражений высокой преданности и распознать любовь к отечеству,
отмщающую за стыд и позор, которые горсть злодеев пыталась взвесть на
русский народ".
После беседы с Императором, которая продолжалась целый час,
Лафероне, французский посол прямо из дворца поехал к гр. Рибопьеру.
- "Ну, - воскликнул он, - у вас есть властелин. Какая речь, какое
|
|
|
|