 |
|
|
существу и независимо от этих случайных условий, просто в силу наступления
окончательной духовной - и тем самым и политической - зрелости поэта,
политическое миросозерцание Пушкина, начиная с 1826 года, окончательно
освобождается и от юношеского бунтарства, и от романтически-либеральной
мечтательности и является как глубоко государственное, изумительно мудрое и
трезвое сознание, сочетающее принципиальный консерватизм с принципами
уважения к свободе личности и к культурному совершенствованию". (11)
Одно время и Пушкин сближается с любомудрами. Но это сближение
происходит не на основе идейной близости, а на основе присущей Пушкину
духовной широты, терпимости и благожелательности.
Шеллингианцы-любомудры, поклонники ненавистной Пушкину немецкой
метафизики, в идейном отношении остаются чужды Пушкину:
"Бог видит, как я ненавижу и презираю ее (т.е., немецкую метафизику.
- Б. Б.), - писал он Дельвигу, - да что делать! Собрались ребята теплые,
упрямые: поп свое, а черт свое. Я говорю: господа, охота вам из пустого в
порожнее переливать - все это хорошо для немцев, пресыщенных уже
положительными знаниями".
Осенью 1824 года Пушкин пишет своему приятелю Кривцову:
"Правда ли, что ты стал аристократом? - Это дело, но не забывай
демократических друзей 1818 года... Все мы переменились".
II
"...По-моему, Пушкина мы еще и не начинали узнавать, - с грустью
писал Достоевский в "Дневнике писателя. - Это гений, опередивший русское
сознание еще слишком надолго. Это был уже русский, настоящий русский, сам,
силою своего гения, переделавшийся в русского, а мы и теперь все еще у
хромого бочара учимся. Это был один из первых русских, ощутивший в себе
русского человека всецело, вырастивший его в себе и показавший на себе, как
|
|
|
|
