 |
|
|
мистическим масонством с другой. Народ же продолжал жить старыми
религиозными верованиями и смотрел на барина, как на чуждую расу".
"Нигде, кажется, не было такой пропасти между верхним и низшим
слоем, как в Петровской, императорской России и ни одна страна не жила
одновременно в разных столетиях от XIV до XIX века и даже до века
грядущего, до XXI. Россия XVIII и XIX столетий жила совсем не органической
жизнью".
И эта верность русским самобытным идеалам продолжалась целых два
столетия, после совершенной Петром революции.
В другой своей книге "Русская религиозная психология и
коммунистический атеизм", Н. Бердяев пишет:
"К XIX веку сложился своеобразный русский духовный тип, отличный от
духовного типа русского средневековья, Руси Московской, и из этого типа
нужно понять воинствующий атеизм русской революции". Эти признания Н.
Бердяева уничтожают все его лжемудрствования в указанных двух книгах, цель
которых доказать западному миру "национальные корни русского коммунизма".
Русский тип государственности и культуры, как справедливо указывает
Л. Тихомиров, был высшим типом по сравнению с государственностью и
культурой Запада, он только находился на более низшей ступени развития. Но
понять это ни Петр, ни его современники, ни первые русские интеллигенты,
видевшие свет только на Западе, - не смогли.
Очаровавшись Западом, первые западники сделали роковой вывод, что
все русское ниже западного. Этот ученический, примитивный взгляд
распространился и на основы национального бытия: православие и формы
исторической национальной власти. С той поры все религиозные,
государственные и социальные принципы русская интеллигенция стала искать на
Западе и только на Западе.
В "Обзоре русской культуры" проф. Рязановский нисколько не
идеализирует Московскую Русь, когда утверждает что:
|
|
|
|
