|
|
|
"прогрессист" мог бы ценить в нем своего предшественника, для которого
культура уже сводилась целиком к технической цивилизации".
Ни одна из эпох русской истории не оставляет такого тяжелого.
давящего впечатления, как эпоха, начавшаяся вслед за смертью Петра. Никакой
Европы из России, конечно, не получилось, но Россия очень мало стала
походить на бывшую до Петра страну. В своей книге "Исторический путь
России", такой убежденный западник, как П. Ковалевский, в главе,
посвященной семнадцатому столетию, пишет:
"...подводя итоги сказанному, можно назвать XVII век - веком
переломным, когда Россия, оправившись от потрясений Смутного Времени,
становится Восточно-европейской державой (не европейской, а русской
культурной страной. - Б. Б.), когда русское просвещение идет быстрыми
шагами вперед, зарождается промышленность. Многие петровские реформы уже
налицо, но они проводятся более мягко и без ломки государственной жизни".
Петр пренебрег предостережениями Ордин-Нащокина, говорившего, что
русским нужно перенимать у Европы с толком, помня, что иностранное платье
"не по нас", и ученого хорвата Юрия Крижанича, писавшего, что все горести
славян происходят от "чужебесия": всяким чужим вещам мы дивимся, хвалим их,
а свое домашнее житье презираем".
Петр I не понимал, что нельзя безнаказанно насильственно рушить
внешние формы древних обычаев и народного быта. Не понимал он и то, что
русский народ, являясь носителем особой, не европейской культуры, имеет
свое собственное понимание христианства и свою собственную государственную
идею, и свою собственную неповторимую историческую судьбу.
"Вольные общества немецкой слободы, - пишет Карамзин, - приятные для
необузданной молодости, довершили Лефортово дело и пылкий монарх с
разгоряченным воображением, увидев Европу, захотел сделать Россию
Голландией.
Его реформа положила резкую грань между старой и новой Россией;
|
|
|
|