 |
|
|
"...Не его стихия - крайность, - справедливо характеризует Борис
Зайцев Сергия Радонежского. - Спокойно, неторопливо и без порывов восходил
Сергий Радонежский к святому".
"Прохлада, выдержка и кроткое спокойствие, гармония негромких слов и
святых дел создали единственный образ святого. Сергий глубочайший русский,
глубочайший православный. В нем есть смолистость севера России, чистый,
крепкий и здоровый ее тип. Если считать - а это очень принято - что
"русское" гримаса, история и юродство, "достоевщина", то Сергий явное
опровержение. В народе, яко бы лишь призванном к "ниспровержениям" и
разинской разнузданности, к моральному кликушеству и эпилепсии - Сергий как
раз пример - любимейшей самим народом - ясности, света прозрачного и
ровного".
"В нем не было восторга, как во Франциске Ассизском", - говорит Б.
Зайцев в другом месте. - Он осторожен, нетороплив, скромен. Если Франциск
Ассизский в духовном порыве летел над землей, то Сергий Радонежский шел по
земле, неустанно трудился на ней и звал к труду других.
"...Жизнь Сергия, - указывает Б. Зайцев, - дает образ постепенного,
ясного внутренне-здорового движения. Это непрерывное, не драматическое
восхождение. Святость растет в нем органично. Путь Савла, почувствовавшего
себя Павлом - не его путь."
Другими словами типичный русский святой, которого Русь признала
своим народным святым, образцом русской святости, духовно гораздо более
гармоничен, чем типичный святой западного мира - Франциск Ассизский.
У Сергия Радонежского "нету грусти. Но как будто бы всегда он в
сдержанном, кристально-разряженном, прохладном воздухе".
Вспоминая рассказы современников о Преподобном, Ключевский говорил,
что "читая эти рассказы, видишь пред собою практическую школу благонравия,
в которой сверх религиозно-иноческого воспитания главными житейскими
науками были уменье отдавать всего себя на общее дело, навык к усиленному
|
|
|
|
